Marble Moon - Ch-3-4

[AlamirataNote]

Роа неподвижно стоял на крыше высотного здания и смотрел на перехваченный черной лентой реки город, вольно раскинувшийся внизу, у него под ногами. Желтые и алые отсветы ночного Лондона играли на лице и волосах вампира; он стоял вполоборота к Арквейд и, казалось, совершенно ее не замечал.
— Моя милая принцесса, — неожиданно проговорил Роа и повернулся к Брюнстад, раскинув руки в гостеприимном жесте, — ты все-таки пришла. Я ждал тебя. Сегодня ты, наконец, станешь свидетельницей моего триумфа.
— Роа, — Арквейд сделала шаг к нему навстречу. В ее глазах появились золотые искры, а на руках удлинились когти, — она готовилась к бою и не скрывала этого. Вальдамьонг же не терял спокойствия, только иронично приподнялась его правая бровь. Апостол не сделал ни одного движения, но вдруг к Арквейд, словно змеи, со звоном устремились тяжелые цепи — точь-в-точь такие, какие удерживали белую принцессу Шинсо на ее троне в подвалах Тысячелетнего замка. Она не успела уклониться; против этих цепей Арквейд ничего не могла поделать, — они опутали ее, стянув руки, ноги и туловище в своих стальных тисках так крепко, что Брюнстад едва не задохнулась.
— Навевает воспоминания, — Роа усмехнулся, глядя на распростертую в цепях, бессильно трепыхающуюся, словно птица в клетке, Арквейд. — Без поддержки церковников ты уже не так сильна, верно, маленькая принцесса? А где, кстати, твой новый дружок, этот Алукард? — Вальдамьонг прищурился, оглядываясь кругом, словно ожидая разглядеть выходящего из мрака князя нечисти. — А, он, наверное, столкнулся с профессором Неро, так? Что ж, я думаю, эта битва им обоим придется по нраву, если верить тому, что я слышал о величайшем из Носферату, — и Вальдамьонг расхохотался столь издевательски, что Арквейд захотелось немедленно вызвать его на дуэль. Она бы так и поступила, если бы не эти проклятые цепи, отсутствие перчаток и то, что они с Роа и так уже фактически находятся на поле битвы. Мертвый апостол тем временем продолжал вещать: — Но пусть их. У нас с тобой, дорогая, есть другие дела. Полагаю, тебе будет интересно посмотреть, как мои питомцы, — бывший церковник сделал широкий жест, и Брюнстад догадалась, что повсюду здесь, в тенях, скрываются полчища голодных упырей, — превратят этот славный город в замечательную кровавую пустыню. А потом, когда мы насладимся этим чу́дным зрелищем... — «Змей Акаши» оказался рядом с Арквейд так быстро, что она даже не заметила его приближения. Ледяная рука вампира взяла девушку за подбородок, развернув лицо так, чтобы Роа смог разглядеть свое отражение в ее глазах. — Или, быть может, ты присоединишься ко мне сейчас, принцесса? Не надоело еще держать себя в руках из никому не понятных побуждений? — Роа был так близко, что их дыхания смешивались. Арквейд сделала попытку вырваться, но бесполезно: его рука держала так же крепко, как и эти проклятые цепи. Губы Вальдамьонга дрогнули в язвительной усмешке, обнажившей его сахарно-белые вампирские клыки, и он отпустил ее. Мертвый апостол достал из ножен на поясе короткий кинжал, сверкнувший в огнях города закаленной сталью, и невозмутимо провел лезвием по своей ладони. Кровь быстро-быстро, толчками потекла по его пальцам и закапала в пыль; зрачки Арквейд расширились, глаза заволокло золотистой дымкой. Роа сказал:
— Немного этой благословенной жидкости, — и ты сможешь сбросить цепи. Во всех смыслах. Чуешь, Арквейд? Это запах твоей свободы, — вымазанные густой кровью пальцы коснулись ее щеки, оставив на ней темно-алый след.
— Ты глупец, Роа, — прохрипела в своих цепях Арквейд. — Мы это уже проходили. Разве ты не помнишь, что случилось в прошлый раз? Кровь превратит меня в неуправляемого демона. Что ты будешь делать, когда я испорчу тебе охоту и обернусь против тебя?
— Битва длиной в вечность — с тобой, моя дорогая принцесса. О чем я еще могу мечтать?
— Безумец.
— О, несомненно, — Роа насмешливо поклонился. — Моя леди, меня восхищает ваша догадливость. Но все это я уже слышал. Раз семнадцать слышал, милая, из твоих очаровательных уст — одно и то же. Может быть, хоть раз ваша светлость снизойдет и скажет, наконец, что-то новенькое?
— Ты чертов ублюдок, Вальдамьонг, и всегда им был.
— Иногда ты бываешь просто невыносимо неизобретательной и грубой, моя дорогая. Ты неисправима. Впрочем, именно это мне в тебе и нравилось с тех пор, как ты сбросила — не без моей помощи — свою извечную маску высокомерного равнодушия. Хотя вряд ли так подобает говорить белой принцессе истинных предков... Но к черту эту лирику; я здесь не для того, чтобы учить тебя хорошим манерам. Демону-лорду они ни к чему, верно?
— Я никогда не стану...
— Станешь. Куда ты денешься, дорогая? У вас, у истинных предков, дорога одна — и когда-то все вы приходите к ее концу. И рвете на себе волосы, считая, что это тупик. Но это не тупик, Арквейд. Это свобода. Тебя все равно ожидает это — рано или поздно. Так чего тянуть? Какая разница, когда импульс доконает тебя — сегодня или через пятьдесят лет? Ты ведь уже перестала ценить свое бессмертие? Все перестают. И только я, так долго стремившийся к жизни сквозь тенета смерти, все еще наслаждаюсь тем, что могу дышать этим грязным, наполненным смогом воздухом.
— От тебя не так уж много осталось, — пробормотала бывшая принцесса в ответ. — Ты хоть помнишь, каким был настоящий Михаэль Роа Вальдамьонг? Или все, что ты знаешь — это бесконечная жажда жизни и ничего сверх того?
— Даже если и так — это уже немало, верно?
— Живым тебя делают не воздух и земля под ногами.
— Бесполезно, принцесса, — Роа поднял руку, испачканную все еще сочащейся из раны кровью, и с удовлетворением отметил, как Арквейд жадно следит за каждым ее движением, как безумно бьется жилка на шее принцессы Шинсо. — Из нас двоих не я, а ты висишь здесь в цепях и сгораешь от вампирского импульса. Так ты меня не убедишь. Придумай что-нибудь получше. Или... — Его окровавленные пальцы почти нежно легли ей на губы. Алые глаза Роа почернели как у Сиэль, когда она пыталась что-то кому-то внушить с помощью своего мистического взгляда подчинения. Однако и у Арквейд, как у истинного предка, тоже была эта магическая цепь, не менее сильная, чем у любого из Носферату, и какое-то время золото и оникс сражались между собой за право отдавать приказы. Но запах крови оказался слишком силен, и сила воли бывшей принцессы таяла, как снег ярким весенним днем. Когда Арквейд готова была уже сдаться и уступить жажде, раздался выстрел.
Пуля из освященного серебра попала Вальдамьонгу в переносицу, и сила удара была такова, что апостола отбросило от Арквейд на несколько метров. Тяжелые цепи, удерживавшие девушку, пали, рассыпавшись пеплом, и Брюнстад мешком свалилась на землю, прямо под ноги тому, кто стрелял в Роа.
То был Алукард. Его алый плащ превратился в лохмотья, свою широкополую фетровую шляпу он потерял, пока сражался с Неро Хаосом и его фамильярами. Оранжевые очки тоже, вероятно, остались на покинутом поле битвы, — стекла их вылетели из оправы и разбились, так что теперь они были бесполезны. Однако глаза Носферату горели все тем же кровавым огнем, а на лице написано было торжество.
— Я вижу, вы тут развлекаетесь без меня, Арквейд? — Весело спросил Алукард, галантно подавая девушке руку и помогая ей встать. Она едва держалась на ногах, — ее всю трясло в лихорадке импульса.
— О, дорогой гость, вы как раз успели к ужину, — выстрел, конечно, не убил Роа Вальдамьонга, но поверг его на колени, и теперь ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы подняться на ноги. Рана на лбу затягивалась с шипением, нехотя, гораздо медленнее, чем если бы выстрел был сделан из обычного оружия. Наконец, пуля выпала и со звоном покатилась по земле, сверкая серебром из-под покрывающей ее крови. Роа тем временем продолжал говорить:— Окажите нам любезность, милорд, присоединитесь к нашему небольшому празднику.
— С большим удовольствием, — Алукард улыбнулся своей извечной жуткой улыбкой и вновь направил Casull в Роа.
— А профессор Неро не почтит нас своим присутствием? — Как ни в чем не бывало, лениво спросил Вальдамьонг, не обратив на оружие ровным счетом никакого внимания.
— Боюсь, что нет. Он должен собрать свою разбежавшуюся живность. У него на это уйдет много времени... Впрочем, теперь он им уже не ограничен.
— Ах вот как? Какая жалость, — равнодушно откликнулся Роа, которого потеря заклятого друга, похоже, не особенно волновала. Гораздо больше его беспокоило то, что Хаос не расправился с Алукардом, и что сам Алукард смог справиться со столь грозным противником, с которым даже сам «Змей Акаши» старался поддерживать дружеские отношения. — Что ж, остается только пожелать ему удачи...
— Она ему понадобится.
— Не сомневаюсь.
Алукард обошел Арквейд и встал между ней и Роа. Ствол его пистолета по-прежнему был направлен в Вальдамьонга. Тот сложил руки на груди и склонил голову на бок.
— Почему вы защищаете эту женщину, лорд Алукард? — спросил он, с интересом глядя на князя нечисти. — Вы могли бы присоединиться ко мне и стать одним из двадцати семи прародителей — у нас как раз есть свободные места. Я думаю, принцесса Альтруж рассмотрела бы вашу кандидатуру. Видите ли, она в некоторой степени моя должница...
— Я дал обещание, — ответил Алукард. — К тому же мне не нравятся ваши методы; защищать этот город мой долг, а вы пытаетесь разрушить его. И наконец, я никогда не стремился стать «одним из», если вы понимаете, о чем я говорю.
— Боюсь, что мои представления о чести и долге немного изменились за последние восемь веков. Так что я очень сожалею.
— Что ж, я не скажу, что ожидал услышать нечто другое. В таком случае, я думаю, вы не будете возражать, если я... — вместо того, чтобы закончить свою мысль, Алукард спустил курок. Однако в этот раз Роа был готов, и в его планы не входило поймать еще одну порцию освященного серебра. Его упыри накопили для своего хозяина достаточно энергии, чтобы Вальдамьонг смог пустить в ход парочку своих собственных припрятанных в рукаве козырей. Он поднял правую руку и щелкнул пальцами.
В сторону Алукарда устремилось множество алых «стрел» — что-то вроде кровавого дождя, только летящего параллельно земле. Одна из них столкнулась с пулей в воздухе прежде, чем та успела достигнуть мертвого апостола; раздался взрыв, окутавший все вокруг густым дымом. Остальные стрелы летели сквозь него, управляемые волей «Змея Акаши», прямо в князя нечисти. Тот не сделал ни малейшей попытки уйти с линии огня: одна из кровавых капель Вальдамьонга чиркнула Носферату по лбу и рассекла кожу до кости; другая воткнулась ему в глаз такой силой, что должна была, вероятно, дойти до мозга; и еще полчища их товарок поразили Алукарда в грудь и в живот, и в руки, и в ноги, и, наконец, тело его не выдержало этого смертоносного, поистине сокрушительного напора, и бывший граф упал сначала на колени, а затем грянулся оземь, ничком, подняв облачко пыли.
Пошатываясь, Арквейд с трудом добрела до него и, опустившись на землю рядом с поверженным Носферату, осторожно потрясла его за плечо.
— Очнитесь, Алукард, — сказала она с мольбой, почти жалобно. — Прошу вас, пожалуйста, очнитесь.
Она перевернула князя нечисти лицом вверх, и сердце ее упало: глаза древнего вампира смотрели в небеса неподвижно, не мигая, — Алукард, несомненно, был мертв.
Однако неожиданно губы на его окровавленном лице дрогнули, и Арквейд поспешно склонилась к нему пониже. Она услышала невнятное бормотание:
— Снятие... печати...
Ее отвлек какой-то громкий звук, — то Роа аплодировал собственной удаче. Брюнстад поднялась на ноги навстречу смеющемуся вампиру.
— Похоже, великий Носферату повержен; он пал от моей руки — руки Михаэля Роа Вальдамьонга, «Змея Акаши»! И это только начало, моя милая принцесса Арквейд. Следующей будет твоя прелестная сестренка Альтруж вместе с ее прилипалами-телохранителями; все прародители падут к моим ногам, а с ними вместе и мое дитя, Агентство Погребения с этой нахалкой Нарбарек во главе. Отныне и впредь нет никого могущественнее меня! — Роа раскинул руки в стороны в торжествующем жесте, а его безумные алые глаза уставились на Арквейд. — И между мной и моим будущим осталась только одна маленькая проблемка, — его длинный белый палец указал на бывшую принцессу, — и это ты, моя дорогая. Почему бы тебе не исчезнуть сейчас?
И он вновь поднял руку.
— Исчезнешь ты, Роа. Навсегда, — Арквейд вскинула обе ладони вверх, к залитым лунным светом ночным небесам и крикнула сияющим в вышине звездам: — МРАМОРНЫЙ ФАНТАЗМ!
Сам воздух пришел вокруг них в движение, превращаясь в нечто совершенно иное, обретая материальную форму. Яростно взвыл ветер, и в следующее мгновение сотни прозрачных острых, как битое стекло, воздушных лезвий устремились к Роа. Беззвучные слова заклинания замерли у мертвого апостола на устах, а затем он перестал существовать, изрезанный невидимыми клинками в кровавую пыль. И тогда Арквейд обессилено опустилась на землю.
— Ха! Неужели ты думаешь, что сможешь так легко от меня избавиться?
Брюнстад вздрогнула и вновь подняла взор, взглянув туда, где клубился дым только что отзвучавшего заклинания. Сквозь завесу туманного сумрака бывшая принцесса с ужасом разглядела знакомый силуэт — похоже, Роа стал уже настолько силен, что мог регенерировать даже после того, как его тело превратилось в пепел.
— Эт-того не может... — пролепетала Арквейд заплетающимся от потрясения языком.
— Еще как может, милая, — Роа выступил из клубящегося мрака. — А теперь ты отправишься туда, куда только что чуть не отправила меня.
Его прервал другой голос — громовой баритон, хорошо знакомый им обоим:
— Разрешение на снятие печати до нулевого уровня ограничения получено.
Роа и Арквейд почти синхронно обернулись. За спиной у Брюнстад стоял Алукард, живой, в искромсанном до неузнаваемости плаще и с развевающимися на поднятом фантазмом ветру волосами. Последние раны затягивались на лице Носферату.
Опомнившись, Роа щелкнул пальцами.
Алукард усмехнулся, и в этот миг у них под ногами разверзлась бездна.
«Зеркало души? — подумала Арквейд в смятении, глядя, как мимо нее проносится бесчисленная армия душ, поглощенных Алукардом, графом Дракулой, валашским князем Владом Цепешем за последние пять веков. Затем бывшая принцесса взглянула вверх и увидела в небесах широко ухмыляющуюся луну. — Нет, это больше похоже на фантазм... Река смерти... кровавая река, — ее взгляд коснулся Алукарда, который дьявольски усмехался посреди этого безумия. — Кто же он такой?..»
Стоило только этому вопросу прозвучать в голове Арквейд, как ее настигли алые стрелы Роа. Брюнстад вскрикнула, когда десятки острых, как бритва, раскаленных кровавых осколков впились в ее тело, вырывая из него жизнь. Она упала и увидела лишь, как над нею проносится огромная черная тень. В следующее мгновение мир поглотил мрак.


Алукард стоял на крыше один. Старые доспехи Дракулы привычно давили ему на плечи, плащ, черный, как беззвездная ночь, вился у него за плечами. Он стоял и смотрел сквозь века туда, где она танцевала на воде в золотых лунных брызгах, что смеющаяся весна щедрой рукой рассыпа́ла в предрассветном сумраке.
Белая принцесса истинных предков. Длинные светлые волосы стелятся за нею на ветру, а платье не касается воды. Хрупкая, как лунный луч, она кружится в танце, который кажется бесконечным, чтобы навсегда исчезнуть с первыми лучами солнца и никогда уже не вернуться в этот дневной мир.
Она улыбается ему беспечно и говорит:
— Вы одержали победу, милорд?
— Да, — отвечает он.
— Что ж... В таком случае, у меня здесь больше не сталось дел. Мне пора возвращаться домой.
Ее улыбка становится какой-то особенно теплой, и от нее в сердце рождается давно забытая тоска. Она поднимает руку в прощальном жесте. За ее спиной занимается рассвет.
— Постойте, — просит он. — Вы ведь вернетесь еще?
— Возможно, — эхом слышится ее голос. Она тает быстрее, чем над водой появляются первые лучи солнца. — Если меня позовут, если я буду нужна... Но, мне кажется, миру найдется, у кого попросить помощи. Верно?
Ее смех гаснет, и гаснут ее золотые глаза. Он протягивает руку и ловит янтарный свет; шафранные пылинки плывут мимо него, а он стоит на крыше один, посреди этого бескрайнего золотого моря и почти без боли смотрит в рассвет. И улыбается.